Вирджиния Вулф - "Миссис Дэллоуэй" (1925)

   «Миссис Дэллоуэй» написана в новом для меня жанре «поток сознания»: повествование основывается не столько на последовательности событий, сколько на визуальных и эмоциональных образах. Эта книга – череда ярких вспышек, мыслей и чувств, сравнений и метафор. Она такая же сбивчивая, такая же вся вперемешку, то забегающая вперёд то отматывающая назад, как мысли, за которыми мы не всегда можем уследить, как бурлящий поток с множеством разветвлений, меняющий направление движения в ответ на изменения окружающей среды.

«Мальчишки в солдатских мундирах шли с винтовками, выпятив грудь, устремив взоры в пространство, а выражение на лицах у них было как надпись по цоколю статуи, восхваляющая чувство долга, благодарность, верность, любовь к Англии.»

 «Сигарный благоденственный дым прохладой спустился по горлу; он выпустил его кольцами, и с минуту они храбро сражались с воздухом, синие, круглые, – надо вечером улучить минутку и переговорить с Элизабет с глазу на глаз, он думал, – но вот потекли, как песок в песочных часах, истончились; странные какие формы, он думал.» 

  То, что видят наши герои, что идёт им навстречу, стоит у них на пути, окружает их быт, находит отражение и перемешивается с их собственными мыслями, воспоминаниями о прошлом и планами на будущее. Здесь поэтические наблюдения за кольцами сигарного дыма или деревьями в парке соседствуют с мысленным выбором перчаток или решением, в каком ресторане отужинать. Вулф пытается с максимально возможной точностью воспроизвести всамделишный мыслительный процесс (а не те последовательные логические рассуждения, которые мы привыкли считать «мыслями» наших героев), и ей это блестяще удаётся, но именно из-за этой реалистичности читается роман с трудом. Сколько раз приходилось мне возвращаться к началу предложения, абзаца или страницы, перечитывать одно и то же по нескольку раз, чтобы отделить мух от котлет, образы от наблюдений, а за всей этой поэтической шелухой разглядеть ход основной мысли: вот она, скрывается за сотнями одёжек, прячется от меня за ничего не значащими проходящими мимо парочками и сверкающими лепестками цветов. Вся эта описательность вкупе со сложностью грамматических конструкций и отсутствием у меня развитого воображения сделали «Миссис Дэллоуэй» очень трудноперевариваемой, и, честно говоря, будь это не признанный шедевр мировой литературы, а какая-то книжонка неизвестного мне современного автора, я бы, наверное, поленилась её осиливать. 

   Мы переживаем один день из жизни пятидесятилетней Клариссы Дэллоуэй, наполненный воспоминаниями о прошлом и, в первую очередь, о Питере Уолше – её давнем возлюбленном, за которого она когда-то отказалась выходить замуж. Кларисса замужем за видным политическим деятелем Ричардом, они воспитывают семнадцатилетнюю дочь и устраивают большой приём. По всей видимости, жизнь миссис Дэллоуэй сложилась так, как ей хотелось – она богата, всё ещё красива, окружена заботой, ей есть на кого положиться, а самое главное – она стала той самой хозяйкой большого дома («безупречная хозяйка дома»), устраивающей большие приёмы для больших людей (сам премьер-министр побывал на сегодняшнем). И тем не менее, всё время нашего с ней знакомства – на протяжение всего романа – она пребывает в состоянии ностальгической грусти, а её настроение – как голубое весеннее небо в ветренный тёплый день, то яркое солнце, то набежавшие тучи. Кларисса постоянно вспоминает свою былую жизнь, своих старых приятелей, свой старый дом, и пытается убедить себя в том, что она сделала правильный выбор, когда не пошла замуж за Питера.

Кларисса Дэллоуэй из фильма "Миссис Дэллоуэй" 1997 года

   Мне кажется, что эти колебания, эта неуверенность в правильности когда-то сделанного выбора, эти постоянные вопросы самой себе, эта минутная неудовлетворённость – лейтмотив всего романа. Вот Кларисса вспоминает, какой нелёгкий характер был у Питера, как они спорили, как он интересовался всем и влезал во всё, и убеждается в правильности своего решения, а мгновение спустя она вопрошает «А вдруг..?».

«Ведь пусть они сто лет как расстались – она и Питер; она ему вообще не пишет; его письма – сухие, как деревяшки; а на неё всё равно вдруг находит: что он сказал бы, если б был сейчас тут?»«И вот, оказывается, она всё ещё не успокоилась, идёт по Сент-Джеймсскому парку, и доказывает себе, и убеждается, что была права, – конечно, права! – что не вышла за него замуж.»  «Да, я помню, как немыслимо трудно было решиться – и почему я решилась? – не пойти за него замуж в то ужасное лето!»

   Питер Уолш – зеркальное отражение Клариссы. Ещё в юности научившись читать настроения и мысли друг друга без слов, они не утратили этой способности и сейчас.

«Они всегда странным образом могли сообщаться без слов. Она всегда понимала тотчас, если он её осуждал. И что-нибудь делала, явно чтоб оправдаться […].»

Они думают об одном и том же, одинаково терзаются сомнениями выбора и ностальгией воспоминаний, одинаково наслаждаются жизнью, осознают её. Они критикуют себя так, как это сделал бы другой, и смотрят на себя глазами другого. Они оба считают, что страсти их поутихли, поостыли, и наслаждаются тем, что, как им кажется, могут держать их в узде, овладевать страстями; но плачущий Питер (при встрече с Клариссой) и люто ненавидящая религиозную фанатичку-подружку своей дочери Кларисса своим поведением говорят нам об обратном.
  

   Кларисса:

«Иной день, иной вид вдруг и вызовут его из прошлого – спокойно, без прежней горечи; наверное, такая награда за то, что когда-то много думал о ком-то; тот приходит к тебе из прошлого в Сент-Джеймсский парк в одно прекрасное утро – возьмёт и придёт.»

   Питер:

«Кларисса настигала его – на палубе, в Гималаях; совершенно необъяснимо, ни с того ни с сего […] И вечно она настигала его – хочешь не хочешь – холодная, надменная, придирчивая; а то восхитительная, милая, как пастбище какое-то в Англии или жнивье.»

   Питер и Кларисса – родственные, одинаково тонкие и восприимчивые души. Любят ли они друг друга? Питер – да, однозначно, несмотря на других бывших и настоящих женщин. Но вот Кларисса…с ней не всё так просто. Когда-то в юношестве она была влюблена в свою подругу, по-настоящему влюблена, и с тех пор, по всей видимости, не до конца уверенна в собственной ориентации (такой мотив не удивителен, учитывая сексуальные пристрастия самой Вирджинии Вулф). Мистер и миссис Дэллоуэй спят в разных комнатах, так как Кларисса предпочитает спокойное чтение на ночь всему прочему, и, хоть она и ревнует своего мужа, когда тот получает приглашение на ланч с другой дамой, её ревность скорее вызвана чувством собственной непригодности (меня не пригласили!), а не чем-либо ещё.

   Были бы Кларисса и Питер счастливы, если бы поженились? Как бы сложилась их жизнь тогда? Несмотря на всю печаль и меланхолию главных героев, несмотря на их мучительные мысли о прошлом, я затрудняюсь ответить на этот вопрос. «Но ничего бы не вышло хорошего, если б они поженились» – так думает Питер, и он, возможно, прав. С другой стороны, разве жить сожалениями лучше? И вообще, способны ли люди их положения (Питер беден и без положения в обществе, Кларисса – обеспечена и «популярна») и возраста что-либо кардинально изменить?

   Как и всегда, несмотря на небольшой объём книги, есть некоторые моменты, на которых стоило бы остановиться поподробнее. Это, в первую очередь, судьба Септимуса и Лукреции – пары, которая никак не связана с историей главных героев и выступает иллюстрацией послевоенной жизни Англии (действие происходит в 1923 году, после Первой мировой войны). Септимус – психопат, потерявший товарища на войне и с тех пор терзающийся виной за собственную бесчувственность (он ничего не чувствовал, когда погиб его друг, ничего не чувствовал по отношению к жене, да и женился он на ней из страха одиночества). Постепенно Септимус сходит с ума: он видит мёртвых, разговаривает с ними, видит и другие галлюцинации (движущиеся предметы), ему являются откровения, которые его бедная перепуганная жена вынуждена записывать под диктовку. Доктора лишь усугубили ситуацию и толкнули мужчину на самоубийство. Сначала я вообще не могла понять, зачем Вулф вводит этих героев, но теперь мне кажется, что они – иллюстрация того, как важна неприкосновенность человеческой души. Кларисса рассуждает о том, что любовь и религия разрушают душу, нарушают её неприкосновенность. Септимус же демонстрирует это на собственном примере: доктора, стремящиеся привести его в «норму», в «пропорцию» по собственному усмотрению, разрушили и без того покалеченную войной и смертью личность. Кларисса и Питер же просто несчастны, ведь их души, однажды тронутые любовью, не могут найти покой. К тому же, Септимус, Лукреция и их беда – такой контраст по сравнению с относительно беспроблемной супружеской жизнью Клариссы и Ричарда, не тронутой войной. Вообще, военные нотки нет-нет да и проскальзывают в повествовании: это и патриотические чувства всей улицы при виде члена королевской семьи, и калеки в парке, и реакция людей на аэроплан. Роман затрагивает и многие другие темы, животрепещущие по тем временам, но, наверное, уже не такие волнительные (для кого как, конечно) в наши дни – бисексуальность, психические болезни, феминизм. Кларисса часто рассуждает о времени, о том, что будет с нею после смерти, о том, что, хоть она и умрёт, частичка её навсегда останется в этом парке, в старом доме, в проезжающем автобусе, в Питере и во всех тех людях, без которых невозможна мысль о её существовании. А звон Биг Бена в течение всего дня напоминает всем героям о быстротечности жизни и о том, что нужно ценить каждый момент и наслаждаться каждой мелочью так, как это делает Кларисса. 

Септимус из фильма "Миссис Дэллоуэй" 1997 года

   Любопытно, как Вирджинии удалось создать стольких разных ярких персонажей, пусть они и возникают лишь эпизодически: дочь Клариссы Элизабет, религиозная мисс Килман, давняя подруга Салли и многие другие. Все они такие запоминающиеся, такие особенные и такие правдоподобные, и хоть многих из них мы видим на протяжение всего лишь пары страниц, все они отпечатываются в памяти. Как автору замечательно удаётся раскрыть те крохотные тщеславненькие каждодневные минутки триумфа и восторга, когда, например, Питер понял, что произвёл впечатление на новых знакомых, или когда Кларисса, идя под руку с премьер-министром почувствовала, что все ей немножечко завидуют. Все эти сиюминутные эмоции, в которых нам часто и самим себе признаться стыдно, так объёмно и реалистично выпирают из страниц этой книги! Читать «Миссис Дэллоуэй» было сложно, но какое интересное послевкусие оставила после себя эта книга! Это и невольное уважение к автору, и восхищение правдоподобностью, и чувство неоконченности, незавершённости, будто я читала-читала и всё же не смогла ухватить за хвост ускользающую суть. Я и вправду не до конца поняла, что именно пытается сказать мне Вулф, да и главным героям я не особо сопереживаю: мне с позиции юношеского максимализма кажется, что эти люди сами создают себе неразрешимые проблемы, и что их несчастье поправимо (развестись, пожениться – велика беда), хоть я и предполагаю, что с высоты пяти десятков лет на такие вещи смотришь под другим углом. А может, и не поправимо, может, его несчастье в том, что она его не любит, а её – в том, что он её полюбил… Короче, разбирайтесь сами!